– Ярэ-ярэ… Гранц, ты попался в ловушку, для тебя даже не предназначающуюся, – Маюри обманно-тихо, скрипуче засмеялся, обнажая в оскале зубы; скулы сводило от боли и посему улыбка вышла ещё более пугающей, пусть и тот, кому она была адресована, вряд ли смог разглядеть её во мраке куба. – Позволь мне объяснить, глупый арранкар.
Куротсучи начисто игнорировал слова Заэля; они услышал-то их краем уха, эту неприкрытую издёвку, жалкую попытку вернуть себе звание «самого умного», и снисходить до ответа на эту мелочь Маюри не собирался. Он всё равно заметил присутствие Октавы раньше, чем тот подал голос, а значит, до сих пор мог загадывать на несколько шагов вперёд, на опережение. Разумеется, они ещё успеют наговориться; если, конечно, Заэль не сойдёт с ума раньше, чем заклинание вытянет из них все силы, подобно пауку, одним укусом заражающему свою жертву смертью. К счастью или сожалению, для Куротсучи возможность лишиться рассудка уже не являлась угрозой.
И только подумать, вечность с арранкаром – какая мука…
Едкая ухмылка капитана в одно мгновение сошла на нет; шинигами, охнув, поднялся на ноги, дрожащими пальцами оправляя форму. Он чувствовал, как по каждой клетке тела проходила сокрушительная дрожь перерождения; чувствовал, как срастались кости и затягивались тонкой, ещё не испытавшей грубости кожей царапины, и эта пытка была хуже, чем эти самые раны получать. Отброшенный в сторону пустой шприц то ли утонул во мраке куба, то ли был сожран голодным и ярым до любой мелочи заклинанием кидо. Шинигами шёл вперёд, и рассудок его заплывал чёрным маревом, где-то внутри капитан смеялся; его пальцы комкали край капитанского хаори – последнее и единственное подтверждение тому, что шинигами действительно существовал всё это время, и что он не очнётся сейчас на каменном полу камеры со стёртыми до костей лодыжками. Мерзкое чувство безысходности и бессилия над положением сковывали учёного не хуже кандалов, много лет тянущих его на дно, много лет мешающих ему делать хоть какие-то шаги на пути к собственной свободе. Капитан пытался абстрагироваться, спрятаться от этого навязчивого чувства и грязной вещественности сущего с его стерильным воздухом и острым, как лезвие голосом арранкара, раз за разом прокручивая в голове формулу сосредоточения.
– Скажу только один раз, поэтому постарайся запомнить и напрячь все свои извилины, – Маюри медленно и тихо продвигался вперёд, стараясь держаться подальше от стен куба. В следующий раз, когда он заговорил, то стоял уже вплотную к арранкару; в его руках вспыхнул небольшой шар рейацу, освещая пространство. – Видишь ли, это кидо считается запрещённым, и не просто так. Его название: «Гробница времён».
Маюри достаточно внезапно посерьёзнел, его лицо искривили пролегшие над переносицей морщины, и слова, которые он ронял в темноту будто капли расплавленного янтаря, были тяжёлыми и сырыми. Они и сами, две крайности в едином пространстве, были застывшими мухами в этом янтаре; и подумать только, стоило ли кичиться своим умом, чтобы сейчас оказаться не более чем забавными и беспомощными насекомыми. Но Куротсучи эта ситуация, пожалуй, в какой-то степени даже веселила, если бы только произошла не с ним самим.
– Действие и функции этого кидо самые простые. Его использовали чтобы навсегда запирать существ, будь то пустой или шинигами, внутри. Никто не знает, что при этом происходило с жертвами, – Куротсучи невольно усмехнулся: в очередной раз ему выпала возможность узнать и выскрести до дна чайной ложкой то, о чём никто до него даже и не подозревал, – Но доподлинно известен тот факт, что на поддержание куба требуется огромное количество рейацу, которое может обеспечить далеко не каждый, поэтому «Гробница» начинает пожирать любую духовную силу, которую только сможет извлечь. Отсюда нет выхода и нет входа до тех пор, пока у создателя этого заклинания есть духовная энергия; но предугадывая выводы твоего ничтожного ума, скажу: моя смерть не будет для тебя избавлением.
Куротсучи, словно в подтверждение своих слов, раскрыл ладонь, на кончиках пальцев которой держался постепенно гаснущий шар; сгусток рейацу тут же померк, словно пожираемый темнотой куба, и напоминали о его недавнем существовании только изредка освещающие пространство трещащие искры. Махнув рукой, словно скидывая налипшие вязкие капли, шинигами коснулся «крыльев» ресуррексиона Гранца, и бесцеремонно сжал плоть между указательным и большим пальцем. Маюри чувствовал, как истирается в пыль зажатая в его пальцах рейацу, и как жадно глотает её, осыпающуюся словно засохшую краску с пепельной кисти, куб.
– Вместе со смертью создателя исчезнет и куб, и его «содержимое». А что же касается непосредственно тебя… В первую очередь кидо будет истощать, конечно же, жертву. Именно поэтому я бы на твоём месте не стал так расточительно относиться к своей духовной силе, – Маюри вновь тихо засмеялся, одёргивая руку и делая несколько шагов назад, словно пытаясь скрыться, затеряться от взора Заэля. Шинигами, в свою очередь, в темноте видел прекрасно. – Надеюсь, ты уже пожалел о том, что так глупо и беспечно сунулся сюда, арранкар?
Маюри вовсе не понимал, зачем Гранцу понадобилось сунуть нос нечто настолько неизведанное и, без сомнений, для него опасное; надежды на действительную незаурядность интеллекта Заэля быстро таяли, и Куротсучи с сожалением понимал, что больше не видит в арранкаре ничего, способного действительно заинтересовать.

Отредактировано Kurotsuchi Mayuri (2014-01-20 13:23:08)